Арвеарт. Верона и Лээст. Том II - Лааль Джандосова

– Джина, – спросил проректор, – ты, вероятно, догадываешься? Ты можешь сказать мне что-нибудь?

– Ээээ…. – протянула Джина.

Именно в это мгновение прозвучал сигнал деквиантера. Сообщение было от Лиргерта, но текст был набран латиницей:

– «Сэр, не волнуйтесь, пожалуйста. Я тут немного занята. Постараюсь вернуться к двенадцати. Мне можно потом зайти к Вам? Я должна показать Вам что-то. Это безотлагательно…»

– «Жду. Давай не задерживайся».

Ответив ей таким образом, Эртебран попрощался с Джиной, вздохнувшей с большим облегчением, и отправился в свою комнату, думая над вопросом, как Верона в ночное время могла оказаться с Лиргертом за пределами Академии: «У них, насколько я знаю, нет точек соприкосновения. Либо их что-то связывает, о чем она мне не рассказывала. Могли они где-то сталкиваться? – перед глазами Лээста всплыл снимок с пятью отпечатками. – Понятно. Лаборатория, исходя из увеличения… Значит, Верона с Джиной могли обратиться за помощью… – Лээст достал деквиантер и просмотрел информацию по опытам в лаборатории во время его отсутствия. – Это не то, и не это… это всё – семикурсники… Ах вот! Элементный анализ… я помню эти песчинки… они были в пакете для сэндвичей… рений… рений… теперь проясняется… у Лиргерта – братья-физики… Он, видимо, сообщил им… Они попросили рений, но не один арвеартец не стал бы встречаться с девушкой в такое позднее время ради вопросов физики. Подобное исключается. Если мы предположим, что рений уже был передан этим братьям заранее, возможно, они что-то выяснили… что-то предельно важное… и это – вторая встреча. Её хотят информировать…» Размышляя в подобном роде, Лээст дошёл до комнаты и вывел большую проекцию с общедоступными сведениями на сотрудников института, где работали братья Лиргерта. Лица обоих братьев показались ему знакомыми. Эртебран прошептал:

– Понятно… Они были в «Серебряном Якоре» и они меня там с ней видели…

Придя к подобному выводу, он отошёл от проекции, прошёлся по кабинету, потирая лоб двумя пальцами и пытаясь себе представить, что могли сообщить Вероне заметившие их вместе физики-арвеартцы: «Сказать о кератомии, как последствии нашей связи? Никак не в одиннадцать вечера. Это и так известно. Здесь что-то другое, думаю… Сценарий возможен следующий. Кто-то из этих братьев мог приехать вчера в Академию за образцами рения. Он узнаёт Верону, затем размышляет сутки и назначает встречу – именно в это время… чем позднее, тем лучше, естественно. И теперь – позиция физиков… Осуждения на их лицах я в „Якоре“ не увидел. Было скорей понимание. Понимание и сочувствие. Значит исходим из этого. Парни хотят помочь нам. А поскольку в этом семействе все они изобретатели, причём – высочайшего уровня, то речь идёт, по всей видимости, о важном изобретении, которое, по их мнению, необходимо нам жизненно… которое может спасти меня…»

Тем временем Джина Уайтстоун с трудом дождалась проверки – в беспрерывном процессе курения, и как только проверка закончилась, отправилась в душевую, где занялась своей внешностью с невообразимой тщательностью, намылившись разными гелями раза на три как минимум. Затем она смыла пену, затем удалила волосы – там, где в её понимании они представлялись лишними, затем обработала пятки при помощи пемзы с щёточкой, затем она снова вымылась, затем она вымыла голову, затем нанесла на волосы кондиционер – ванильный, затем он его смыла и нанесла на корни средство для укрепления, затем почистила зубы, затем нанесла на тело масло для увлажнения, затем подпилила ногти и – между делом – разглядывая своё тело в огромном зеркале, думала: «Что он нашёл во мне?! Я – страшная… просто уродливая…»

Все эти процедуры заняли час по времени. Наконец, почти закругляясь – так как делать уже было нечего, Джина подумала с ужасом: «А вдруг это все – напрасно?! Вдруг его там не будет?! Вдруг это было суггестией?!» – и покинула душевую – прекрасная, благоухающая, но абсолютно расстроенная собственными идеями. Постояв у двери с минуту, она, с замирающим сердцем, вошла к себе и зажмурилась. В следующую секунду Эрвеартвеарон Терстдаран схватил её, поднял на руки и понёс на кровать, выговаривая:

– Нет ничего ужаснее, чем ждать, когда глупая девушка придёт наконец из душа! Поверь мне – это мучение! Это просто пытка какая-то!

* * *

Эртебран отключил проекцию, налил себе виски – три унции, и выкурил три сигареты, сидя на подоконнике. Стук в дверь – осторожный – робкий – застал его на четвертой, от которой он тут же избавился и, прошептав: «Наконец-то…» – впустил к себе дочь – продрогшую и сказавшую со смущением:

– Я принесла картину… хотя это не самое главное…

Картина явила следующее – в очень нежной и мягкой тональности: сам он, в футболке, в джинсах, и Верона – на вид – лет двенадцати, сидят на скамейке в парке; Верона что-то рассказывает, а он, улыбаясь, слушает. Эртебран рассмотрел творение, пока ещё не покрытое тонким слоем фиксатора, затем отложил с осторожностью – чтобы пастель не осыпалась, и спросил приглушенным голосом:

– Значит – вот эта сцена, не имевшая места в реальности, и есть твоё самое лучшее воспоминание детства? Самое дорогое тебе?

– Да, – подтвердила Верона. – Нам приснилось тогда. Вы помните?

– Ты знаешь, – сказал проректор, – помнить о том, чего не было, но что могло бы случиться при иных обстоятельствах, возможно, самое главное. Мы дорожим не событиями. Мы дорожим идеями.

В следующую секунду он уже обнимал её – на пределе своей любви к ней, впрочем, как и она его – минуту-другую-третью… наслаждаясь каждым мгновением, просто осознавая, что отдаёт себя полностью – просто в нём растворяется.

«Вы – океан, я – море…»

Она подняла к нему голову. Лээст какое-то время смотрел сверху вниз – в глаза её, проникаясь её состоянием, после чего – по очереди – поцеловал их с нежностью и предложил внезапно:

– Давай слетаем куда-нибудь. В Игеварт, в «Акцетар», на сутки. Это такая гостиница. Я там встречался с сенатором. Она на море, на острове. Там есть парк с развлечениями. Тебе там должно понравиться.

– Да, – согласилась Верона, – мы слетаем, куда пожелаете, только можно сперва рассказать вам? Мне кажется, это важно… это может иметь значение…

– Можно, – ответил Лээст, после этого взял её за руку, подвёл за собой к камину, кивнул на ковёр перед креслами и произнёс: – Садись-ка. Тебе надо погреться у пламени. А я подогрею кофе. Предчувствие мне подсказывает, что ночь впереди у нас долгая.

Кофе – горячий, крепкий, и жар от камина – газового, согрели её так быстро, что она не успела даже приступить к своему изложению. Лээст, присевший рядом, тоже не торопил её и просто гладил ей волосы, мягко сминая их пальцами – лаская их – насыщаясь – её рядом с ним присутствием.

– Экдор, – спросила Верона, отставляя чашечку в сторону, – вы ведь, наверное, знаете, что у Лиргерта Свардагерна есть старшие братья-физики?

– Да, детка, конечно, знаю.

– Ну вот… – сказала Верона. – И на днях я встретила среднего. Когда мы в лаборатории делали с Джиной анализы… простите, что не сказала вам… это были песчинки с парео… я была в нём во сне, на свидании. И Лиргерт помог с настройками и с элементным анализом, и в песчинках был рений, оказывается, и он позвонил тогда Акерту… это один из братьев… и тот попросил для исследований несколько этих песчинок и приехал за ними вечером. А сегодня, после футбола, Лиргерт опять подошёл ко мне и сказал, что этому Акерту нужно срочно со мною встретиться в конфиденциальных условиях…

– Продолжай, – попросил проректор, когда она замолчала и, склонившись к его ладони, приникла к ней с поцелуями.

– Да, мой экдор, простите… И я только что с ним встретилась. Он передал мне кое-что. У них есть лаборатория, где ставят всякие опыты по проблемам теории поля. И год назад или около в этой лаборатории разработали квердератор. Он выполнен как украшение и блокирует микрочипы. Блокирует их излучение.

Лээст, давно узревший браслет на её запястье – широкий и серебристый, невольно спросил:

– Вот этот?

– Да, – подтвердила Верона. – Образцов они сделали мало и дали этому Акерту то ли два, то ли три браслета, за помощь в изобретении. Он выполнил сплав металла. Это его специфика.

– Так, понимаю. Дальше.

– Произошла утечка. Кто-то проинформировал соответствующий Департамент. Физиков арестовали. Но не экдор Трартесверн, а кто-то из Игеварта. Все образцы изъяли, кроме тех, что имелись у Свардагерна. Его имени не было в списках. Он помогал им тайно и об его участии знал только начальник группы. Всем этим изобретателям сделали кератомию на минус четыре года и дисквалифицировали.

– Ты знаешь, как он работает?